Интервью с героем СВО, добровольцем из Кировской области, сапером подразделения БАРС, позывной Вятка

О том, как и почему оказался на спецоперации, через что проходит сапер на «передке» и многом другом – герой СВО, 51-летний сапер добровольческого подразделения «БАРС» с позывным «Вятка» рассказал в интервью главному редактору «Время МСК» Екатерине Карачевой.

Сборы на СВО

Почему решил идти на СВО?

-- У меня есть друзья, которые воевали за Донбасс еще с 2014-го. Ранее они были тесно связаны с нашей армией, но уехали туда сразу, как только украинские нацисты начали истреблять людей. И я не понаслышке знал, что там происходит, не из СМИ или интернета, а напрямую.

Когда наш президент в феврале 2022 года объявил о начале специальной военной операции, я не сразу оказался там. Рассчитывал, что у нас есть профессиональная российская армия, которая быстро справится с нацизмом и НАТОвцами на Украине. Мы ждали, что вот-вот, но … не случилось.

А случилось – накачка Украины западным оружием, отступление от Харькова, выход из Херсона, по приграничным районам стали бить… А когда среди моих знакомых и друзей появились погибшие, стал понимать, что так просто все это не закончится.

Это только кажется, что ты сидишь в Кирове, который находится от Москвы за тысячу километров и все здесь хорошо. Но у нас в городе есть военные заводы, и кто знает, может уже завтра прилетит БпЛА и пострадают кировчане. Я этого не хочу.

От приверженцев нацизма я почувствовал угрозу для своей страны и семьи. И не хочу, чтобы украинские нацисты и НАТОвцы топтали своими ботинками нашу землю. Не могу допустить, чтобы пострадала моя семья и другие люди.

Я вообще себя вне нашей страны не представляю. Поэтому твердо решил – проберусь на СВО, чего бы мне это ни стоило.

Когда принял решение, сколько раз собирал и разбирал рюкзак?

-- Да… и собирал, и разбирал вещи, было такое (смеется). Но сначала осенью 2022-го я пришел в кировский военкомат. Это было сразу после того, как наша армия «перегруппировалась» в Харьковской области. Думал, возьмут добровольцем, но мою кандидатуру сразу отклонили. Я не служил в армии, то есть не проходил срочную службу, соответственно, и специализации военной не приобрел. Сказали – военной специализации нет, возраст 50 лет, обучение от Минобороны не предусмотрено.

Меня отказ Минобороны не расстроил, это же была всего лишь первая попытка, я-то для себя решение уже принял. Стал искать альтернативные пути. Через знакомых пацанов вышел на руководство «БАРС». Они меня спросили: «Давление не 200? В обморок не падаешь? Руки-ноги на месте»? Я говорю: «Да, все в порядке», и начал собираться в дорогу.

Практически все из вещей купил за свои деньги, начиная от нижнего белья, носков, термобелья, обуви, медикаментов, походной горелки, вплоть до саперной лопатки, котелка, ложки и вилки. Денег было немного, пришлось продать кое-что из техники, набралось чуть больше 200 тыс. руб. На броник и шлем средств уже не хватило, но мне сразу все выдали на месте по приезду в подразделение. Кстати, я хочу сказать, что за счет гуманитарной помощи, которую собирают наши люди, в «БАРСе» у военнослужащих есть практически все, причем, все новое, по крайней мере, когда я там был. Спасибо за эту помощь.

В январе 2023-го я прибыл в Ростов-на-Дону. Меня встретили, заполнил анкету. Спросили, кто из вновь прибывших добровольцев хочет стать сапером. Я сразу вызвался. Выбрал позывной «Вятка», это первое что пришло в голову, а менять его потом – очень плохая примета, да и незачем. Нас сразу проинструктировали, что в БАРСе есть два непреклонных правила – БАРСы не отступают и не сдаются. А тех, кого это не устраивает, могут разворачиваться – ни один не ушел.

Скажу сейчас не пафосные и красивые слова: мы – добровольно пришли сражаться за свою землю и дом, и отступать не собираемся. И враги это знают. Нас, в случае попадания в плен, обменивать не будут, мы это прекрасно понимаем, особенно это понятно становится, когда на передок попадаешь. При себе всегда носим минимум две гранаты: одна – врагу, другая – себе.

Саперов на тот момент нужно было двое. Нас с товарищем три недели ежедневно обучали саперному делу на полигоне, он, кстати, находился прямо рядом с «ленточкой». Узнали, что сапер, это не столько тот, кто разминирует, на передке главная задача – это как раз установка мин. Скрутить два проводка можно научить и обезьяну, надо прочувствовать и обдумать, сможешь ли работать на открытой местности, сохранять спокойствие. Ведь для установки мин, растяжек и других сюрпризов врагу – ты выходишь из укрытия. Если тебя начнет трясти, не потому, что ты трус и боишься, раз ты доброволец на СВО, значит, ты уже не трус, но, если чувствуешь – не справишься, лучше в саперы не идти.

Сапер в зоне СВО

Страшно там?

-- По-разному бывает. Вообще так скажу, ты жив, пока тебе страшно, потому что, когда страшно, ты пытаешься выжить. Несколько дней, как только на позиции заходишь, ты какой-то весь собранный, осторожный, все подмечаешь, а потом, видимо, накапливается эмоциональная усталость. Ты расслабляешься и через несколько дней тебе становится все равно.

Я сапер в разведподразделении, боевое крещение – экзамен, проходил на передке, там же оттачивал свои навыки. В самый первый выход мы так влипли, но все хорошо сложилось. Тогда я понял, что смогу делать эту работу спокойно.

Первый боевой выход был в феврале 2023-го. В ЛНР снега немного, но каша от грязи жуткая, идти было непросто чисто физически, да это ладно. Я был с товарищем-сапером Вовой, а вел нас наш учитель, Николай, позывной у него «Черная мамба». На гражданке он делал скрипки, в качестве хобби, а на передке очень бесстрашный и отчаянный, его еще называют «Безумец Коля».

Шли мы в кромешной темноте, я вообще не понимаю, как Коля все видел и вел нас на позицию, а потом еще и обратно. Получилось так, что сменили пароли, а мы уже ушли и нам сказать не успели. И Коле пришлось каждому на постах объяснять, что мы саперы, идем на передок работать. Человеку, который нас потом встречал, еще меньше повезло, его минут 20 держали на коленях с руками за головой, потому что он тоже новых паролей не знал. Но все благополучно закончилось.

Дошли мы с Колей до передового окопа, это такой маленький наблюдательный пункт, чтобы проходы просматривать, грубо говоря – караул. По заданию должны были выйти, отстрелять дистанционные мины, которые летят примерно метров на пятьдесят. После отстрела надо успеть схватить подставку для мин, мы ее называем «постель», и убежать, чтобы в тебя не прилетело. Времени очень мало, противник почти сразу засекает саперов, потому что пространство открытое, и начинает накрывать из минометов. Поэтому надо мины отстрелять и быстро добежать до своего окопа, прыгнуть туда, залечь.

А мы, когда на задание выходили, автоматы оставили, экстрим полный. Оружия при себе вообще никакого. Ну что, мы все сделали, отстреляли, прыгнули в окоп, а Коля куда-то убежал в темноту. И тут слышим его крик: «20 метров по фронту противник, работайте монкой», это противопехотная мина. Мы такие – а где противник-то, не видно же ничего. Позже оказалось, что в том окопе, про который Коля кричал, наши парни сидели. Потом, конечно, долго смеялись.

Каждый день – это риск, но на передке это нормально, привыкаешь. У нас один парень по позициям вообще регулярно в наушниках ходил, музыку слушал. Задачу надо выполнять любой ценой, так что веселья нам хватало, и, как подозреваю, будет еще много интересных моментов. Для меня погибший противник – это живые я и мои товарищи.

И еще о страхе – Катя, знаете, когда лежишь на дне блиндажа, а по тебе долбит противник шквальным огнем, надо пересилить не страх, а ощущение беспомощности – повлиять на ситуацию ты никак не можешь, уйти тоже не можешь. Можешь молиться, читать стихи, делать что-то еще… Мы даже с ребятами «играли»: моя мина или не моя. То есть от тебя в эти минуты вообще не зависит абсолютно ничего. В течение часа, бывало, до 50 прилетов, и это может продолжаться час-два. Это ведь передовая. Вообще, если любая мина залетит в блиндаж, то ты сразу – груз-200. Даже если рядом мина прилетит, в нескольких метрах, будет очень плохо.

Знаю, что противник засыпает поля кассетными минами, как обходите?

-- Однажды, с кассетными минами прямо «познакомился». Противник засеял ими одно поле. Нас тогда до точки подвозил водитель Юра, и должен был потом забрать. И вот мы в ночи идем, все с теми же Колей и Вовой, не зная, что только что прошли по самому краю минного поля. Что самое интересное в этих минах – они срабатывают на железо, а, представьте, сколько его на нас, просто куча. Остановились перекурить, я тогда еще не курил, и в этот момент мины начали самоликвидироваться, они же на время установлены. Ощущение было такое, что «Грады» работают. Вот тогда-то я и закурил… Я тогда не просто закурил, а чуть фильтр не съел, так было нервно (смеется).

А Юра, водитель, который нас ждал на дороге, услышал бабаханье, не понял, что произошло, то ли прорыв или что, схватил автомат и побежал нас спасать. И уже когда добежал до караульного с позывным «Тайга», тот его остановил, сказал, что мы вроде как прошли, но точно узнаем, когда все закончится. В общем, повезло нам.

Вообще с Колей у нас много всяких историй веселых приключалось. Как-то перед нашей вылазкой был штурм, парни захватили одну лесополосу, ожидалась контратака. Всех предупредили, что идет трое саперов работать. Мы вышли, думали все, крайнюю позицию прошли, а нам парень говорит, что там еще метров 150. Мы попросили передать по рации, чтобы нас встретили, не стреляли, передок все-таки, мало ли что. А нам говорят – с ним связи нет. Мы такие – оппа. Спрашиваем, как его позывной хоть, отвечают – «Дьявол».

Мы с Вовой залегли, а Коля, как старший группы, пошел на разведку. И вот представьте, промозглая ночь, кромешная темнота, чистое поле, ни звука и вдруг крик-шепот: «Дьяявоол! Дьяявоол!». А тот взял и затаился, не стал отвечать, пришлось нам вернуться обратно. И тут «Дьявол» по рации сам выходит на связь и спрашивает: «А где-пацаны-то?». Говорим: «Мы ж кричали», а он: «Да я не стал отвечать, мало ли, ловушка какая».

Ранения были?

-- Да, две контузии. Я сейчас в Кирове нахожусь на реабилитации. Оба взрыва были рядом со мной. Первый раз я успел упасть, но все-равно – потерял сознание, кровь из ушей, в общем все прелести контузии. В госпиталь не поехал лечиться. Отлежался. Это нормальная практика в зоне боевых действий. Не мог я подставить своих товарищей. У нас даже медики ранеными работают, никто в госпиталь не уезжает. Это не поступок, не подвиг, для нас – это норма, если можешь, то работаешь.

А второй раз меня привезли на задание и ждали, когда вернусь. Поэтому все на глазах товарищей произошло, меня вынесли. Живучий (смеется). Отправили лечиться, контракт закончился досрочно. Считаю, что у меня легко все прошло, без особых последствий. Была потеря памяти поначалу, к примеру, иду в магазин и забываю, за чем пришел, заикание появлялось. Сейчас уже все нормализовалось, все хорошо. Когда пришел к кировскому военкому, он меня сразу на обследование направил, а благотворительный Фонд «За Вятку» еще на бесплатное допобследование – в Совермед. Очень благодарен.

Терял боевых товарищей?

-- Да, приходилось. У нас снайпер от Бога был – позывной «Талиб». Он по национальности таджик, но абсолютно русский, родился и вырос в России, воевал за Россию в разных горячих точках, в том числе в Сирии.

В Мариуполе, когда был штурм, он совершил подвиг. «Талиб» увидел маленькую девочку в окне дома, часть которого занимал противник, под огнем ухитрился ее вытащить.

Он невысокого роста, всегда был на позитиве. Знаете, это был человек, готовый всем помочь. Если строишь блиндаж, он поможет, не знаешь, как оружие пристрелять – сделает. Его реально все любили. Лично я обязан ему жизнью.

Однажды мы с ним пошли на задание. Я должен был мины поставить на открытом поле и засветился, по мне начал работать снайпер. Я упал, закатился в лесополосу, но из-под огня мне было не выйти. «Талиб» вычислил этого снайпера, отвлек его от меня и уничтожил.

Он погиб в конце апреля 2023-го, прямое попадание 120-го. Тогда он охотился за наблюдателем, который корректировал огонь, и в него практически прямое попадание. Погиб моментально. Один из наших товарищей сказал как-то, что видел «Талиба», душа же бессмертна. Так что мы все верим, что он по-прежнему прикрывает нас всех сверху, как ангел. Все до сих пор помнят его. Он был представлен к ордену Мужества – посмертно.

Вообще с потерями как? У нас, у них? Вы же на передовой, все видите.

-- У нас есть потери, раненых достаточно много, но большинство возвращаются в строй. Мы же добровольцы, идейные, понимаем, что с нацизмом воюем, знаем за что. Вот у них потери реально большие. Мы ночью вышли, мин и растяжек наставили, а утром они идут на разведку, подрываются, оставшиеся – назад. А через сутки-двое опять лезут. Крупные лобовые атаки редко. Это западным политикам все равно, сколько украинцев будет в качестве пушечного мяса выпущено под наши пули. Когда снег стаял – много тел их погибших обнаружили.

Ни на Украине, ни тем более на Западе пойманных и насильно отправленных на передок мобиков за людей не считают. Их просто держат за мясо, если побегут назад, заградотряды с ними быстро разберутся. И все для того, чтобы не признавать себя проигравшими, это, на мой взгляд, для них страшнее всего – дать заднюю и отстать от нашей страны. Но, чувствую, дождутся они скоро, устроим мы им.

К «маршу» Пригожина как отнеслись?

-- Сначала с воодушевлением. Мы ведь на «ленточке» любой бардак с приказами видим.

Мобилизованные недалеко от нас стоят. Однажды, их бросили в атаку. Один их танк подбили, два назад отошли, а пехота на открытом месте осталась. Местность открытая, а по ним артиллерия, разбирает просто, атака захлебнулась. Мы рядом, видим это, и наш командир говорит: «Приказывать не могу, но я пошел»… А мы же должны свою позицию держать. Но часть наших пошли ребят спасать.

А чей приказ, почему их послали в не очень продуманную атаку – тишина.

Были погибшие среди них, раненые, но большинство вытащили, спасли. Среди наших тоже раненые были. Сейчас, если с бойцами того подразделения пересекаемся – прямо чувствуется благодарность от них. И так-то уважают, зная, что мы добровольцы, а тут еще и понимание, что мы рядом и не бросим.

Мы ведь сейчас не наступаем, а держим оборону, что гораздо труднее психологически. Народу реально не хватает, приходится тяжело, у нас пополнения очень долго не было. Продвигаемся в месяц на 50-150 метров. Вперед, но уж совсем потихоньку.

А вагнеровцы – герои, они же Артемовск взяли, единственное продвижение за полгода. И тут – «марш справедливости». А потом обращение Путина – «вооруженный мятеж»…

Я думаю, не началось бы никакой гражданской войны. Кто бы с ними стал воевать? А шанс на перемены был, пусть и жестким путем, что командование операцией станет другим. Надеюсь, сейчас что-то меняется. Пригожин пошел неправильным путем, но вопросов к Минобороны много верных поставил. Без ответа вопросы пока остались. Разочарование некоторое чувствую.

С кем воюем? Сейчас часто звучит, что там уже войска НАТО, украинцы закончились…

-- Да нет, не закончились, в основном – они там. Бывает, приезжают поляки, видим их, и по радиоперехватам слышим. Так вот, противник знает, примерно, где наши позиции. ВСУ пытаются выцеливать, но точного места не знают. А поляки, НАТОвцы, стреляют системно, четко по всему квадрату идут взрывы… Но к передовой они не подходят, позади держатся.

Военнослужащие на СВО хранят письма и амулеты от детей. У Вас тоже есть?

-- Да, и у меня есть такой амулет, я с ним тоже не расстаюсь. Я его сохранил, все ждал от кировских ребятишек писем, но не дождался. У нас стоит коробочка, куда складывают все письма от детей, берешь, читаешь, душу греет, конечно. Это такой позитив, такая поддержка подрастающего поколения.

Знаю мужиков, которые такие медальоны носят вместе с нательным крестом. Видимо, считают его в качестве оберега, взрослые дядьки – это нормально в боевых условиях.

Быт

Как устроен быт бойцов в подразделении?

-- Наш лагерь находится менее чем в десяти километрах от передка, поэтому шуметь нельзя, песни не поем, концерты не устраиваем. Распорядок у нас очень жесткий: неделя за «ленточкой», неделя отдыха – дома, ведь на время службы лагерь становится нашим домом.

Здесь у нас есть возможность связаться с родными, они должны знать, что с нами все в порядке. Питание, по моему мнению, очень хорошее. Да, все на основе тушенки, картошки и других стандартных продуктов. Но у нас был просто роскошный повар с позывным «Кулибин», он соусы придумывал буквально из ничего, старался нас порадовать. Десерты, молочка – есть все, жаловаться не на что.

Когда мы на отдыхе, ходим на полигон, чтобы быть в тонусе, оттачиваем свои навыки. Отсыпаемся, конечно, сон – это вообще самый лучший отдых. В баню к мобилизованным ходили. А до этого в походных условиях «моемся» сухим душем, который делают люди и присылают по гуманитарке, очень классная штука. Влажные салфетки – это тоже очень круто. Ведь запустить себя очень легко, но у нас в подразделении каждый боец за собой следит.

Какой возраст бойцов в БАРСе?

-- Молодых у нас мало, практически нет, в основном от 35 лет и старше. Самому старшему из нас добровольцу – 65 лет. Боец, с позывным «Фома», крайне необычный. Он неплохой специалист по валке леса, и его хотели пристроить подальше от «передка», но он ни в какую – всегда на передовой в блиндажах. Самое интересное в его истории то, что его сын – Герой Украины, и руководит какой-то атошной организацией, и внук воюет против нас. То есть дети воюют против отца и деда, вот так получилось.

А вообще в моем подразделении все из разных мест нашей страны: с Ямала, Белгородской области, Москвы и Подмосковья, я из Кирова один.

Где и как заканчивать СВО?

-- Я не политик, но мое мнение такое – анти-России на наших границах быть не должно, государство под названием Украина должно однозначно перестать существовать полностью. Или же Запад сможет его возродить с сегодняшней идеологией. До границ нынешней Украины нужно доходить. Это цель – минимум.

Киевский режим, при поддержке Запада, уже давно перешел все линии какие только можно было перейти. Видя все это, я считаю, что уже идет третья мировая война, пусть она и не объявлена официально, но по факту – это так. Ведь практически весь западный мир сплотился против нашей страны.

А на передовой – некем наступать сейчас. По-моему, чтобы победить это, нужна самая настоящая мобилизация, причем, жесточайше пресекать истерики и вопли. Может сейчас где-то и формируется наступательная армия, нам же об этом не скажут, но, если ее до сих нет – это ошибка.

А по методам. Вот стоит город Харьков, он сейчас представляет мощный укрепрайон. Я считаю, его надо брать, как в Великую Отечественную войну, несмотря ни на какую визготню – просто ровнять. Если кто-то из гражданских в процессе захочет выйти из города, пусть выползают, как могут, а как иначе. И если будем его брать, то это будет братская могила. Надо брать Харьков однозначно.

Когда вышел из-за «ленточки» в Белгородской области, как люди встречали?

-- Так скажу, в СВО участвуют те, кто на передовой, включая их родных, те, кто помогает фронту, и кто живет в приграничных районах. Вся остальная Россия не воюет, живет в каком-то своем мире, боится шокирующей информации, участвует в ВК-фестах, ходит по ресторанам. За границу ездят на отдых, по сути, к тем, кто фактически напал на нашу страну, словно их это не касается.

Нас выводили через белгородский поселок Ровеньки. Там люди понимают, за кого ты дерешься. Они живут в приграничных территориях и все это видят и испытывают на себе. Кто-то гибнет от обстрелов, бомбежек, БпЛА. Там ты для всех – Брат, Защитник, с большой буквы. Ну, для всех, кроме таксистов. Таксист приехал за двумя парнями, чтобы до Курска довезти, взял 50 тыс. руб.

В Луганске Россия для местных жителей – Защитник. Но тоже не для всех. Кто-то нам хлеб печет, приносит, дети руками машут. Кто-то, лично слышал, как один мужик говорил – пришли защитники и лишили нас дорог. Ну техника ездит, понятное дело, дороги портит. То есть разное отношение бывает. Самое основное – люди просто хотят, чтобы это все поскорее закончилось. Люди устали, и если фронт не отодвигать, то эта усталость будет накапливаться.

Зато кировские таксисты меня очень даже порадовали. У меня друг из Кировской области, недавно проводил его обратно на передовую, он был мобилизован в 2022-м. Так вот, ехали мы в такси, в камуфляже, и между собой, конечно, разговаривали. Таксист услышал наш разговор, что мы с СВО, и наотрез отказался деньги брать за поездку. Даже обиделся, что мы их ему предлагаем. Вот и вся разница, все от человека зависит. Кстати, друг тот – мобилизованный, и уже замкомандира батальона. Людей таких, способных, умеющих организовать взрослых, состоявшихся на гражданке мужиков, и командовать ими – реально не хватает. Ему доверили. Все, как президент наш говорил.

Семья

Вернулся домой, как семья встретила?

-- Я уже давно и успешно женат на самой лучшей женщине в мире – Елене.

Елена: Когда Он сообщил, что едет, у меня такое волнение было, словами не передать. Хоть и говорил, чтобы не встречала его, поезд был поздно вечером, почти ночью, как я могла. Я же сидеть на месте не могла, буквально летела на вокзал. Дома вкусненького наготовила. Он приехал, я две недели его за руку держала, не могла отцепиться.

Вятка: А я отсыпался, приходил в себя.

Елена: Когда он сказал, что собирается на СВО, я не сразу поняла. Как-то не было ничего такого. Я осознала только тогда, когда поезд от перрона отъехал. Тут я все поняла, что он едет на передовую, где стреляют, и он может не вернуться. Я так плакала горько.

Регулярно мы переписывались. У нас семья стала гораздо крепче. Когда ты понимаешь, что можешь потерять любимого человека, это страшно. А когда рядом – это не осознается. Чуть меньше полугода я была одна, ждала его. Мысли постоянно о нем были: как он там, что там… Только работа и спасала, я поваром в кулинарии работаю, там нужно быть четкой, внимательной, сосредоточенной, но все равно один глаз на телефон, а вдруг сообщение придет. Когда одна дома оставалась, то опять места себе не находила. Когда вернулся, я сразу как-то успокоилась.

Вятка: Лена не знала, что я сапер. Я семье сказал, что в глубоком тылу бревна для блиндажей заготавливаю. Мне так спокойнее за них было, берег их от волнений.

Когда снова на передовую? Это будет второй контракт?

-- Скоро уезжаю из Кирова через Москву, уже билеты купил. Да, контракт второй, теперь на год, на меньшее нет. Надо с этим заканчивать, и никто кроме нас это не сделает. Я не военный человек и ненавижу войну, но понимаю, что спецоперацию надо довести до конца. Буду на СВО, пока буду полезен и в состоянии выполнять поставленные задачи. Возвращаться домой надо с достоинством. И буду делать все возможное, чтобы так все и было, как умею и могу. Так что буду там до полной Победы.