Закон и Справедливость - Совместимы

10 апреля 2020

Наталья Таубина

Наталья Таубина

«Нет ничего хуже, когда система закрывается от внешнего мира и становится бесконтрольной»

Интервью с директором правозащитного Фонда «Общественный вердикт» Натальей Таубиной о работе правозащитников в условиях коронавируса

Правозащитники и родные заключенных не получают никакой официальной информации от ФСИН из-за коронавируса


Угроза распространения коронавирусной инфекции COVID-19 затронула каждого. В группу «риска» в том числе, попали и заключенные, и сотрудники Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН) России. Суды временно приостановили рассмотрение дел, кроме срочных. ФСИН запретила прием посылок и лекарств, сотрудники пенитенциарной системы сейчас работают вахтовым методом. О том, с какими сложностями людям приходится сталкиваться в этих непростых ситуациях, особенно находящимся за колючей проволокой, главному редактору федерального сетевого издания «Время МСК» Екатерине Карачевой рассказала директор правозащитного Фонда «Общественный вердикт» Наталья Таубина.

-- Наталья, как в условиях самоизоляции работают сотрудники Фонда?

Наша организация «Фонд Общественный вердикт» уже три недели работает в удаленном режиме. Мы перешли на удаленку еще до объявления первой недели выходных. Смогли организовать свою работу так, чтобы в минимальной степени это сказывалось на нашей эффективности и в том числе, чтобы не терялась связь людей с нами. Да, офис сейчас закрыт, но всем, кому нужна наша помощь, по-прежнему до нас дозваниваются по рабочему номеру, который мы заранее подключили к виртуальной АТС.

Также мы очень активно всех консультируем в соцсетях и через электронную почту. Стараемся всем оперативно отвечать.

Поскольку суды с 30 марта в основном приостановили свою работу из-за угрозы распространения коронавируса, у нас несколько притормозилась работа в этом направлении. Например, в Ярославле в начале этого года начался громкий процесс по делу четырнадцати бывших сотрудников ФСИН, которые пытали заключенного Евгения Макарова. И в Ярославле суды тоже приостановили свою работу, поэтому наш адвокат зависла в квартире, которую мы арендовали в городе. Она боится, что если вернется в Москву, а слушание дела возобновится, то ее могут не пустить в регион на машине из-за ограничений передвижения. Пока заседания назначаются на начало мая.

-- Наталья, Вы сказали, что суды работают в усеченном режиме. Но ведь по каждому уголовному, гражданскому, административному делу есть сроки рассмотрения и подачи документов. Эти сроки сдвигаются в условиях пандемии?

Я не видела какой-то ясной и четкой информации разъяснений от Верховного суда России касательно сроков в сложившихся условиях из-за распространения вируса, в том числе и процессуальных, в которых можно обжаловать те или иные действия государственных органов. Если по Кодексу административного судопроизводства, то у нас срок на обжалование три месяца, то есть совсем короткий срок.

К примеру, ЕСПЧ (Европейский суд по правам человека) опубликовал информацию о том, что в связи с карантином и всеми ограничительными мерами суд увеличивает срок, в рамках которого можно подать жалобу и ожидать, что она будет признана приемлемой. Сначала, в марте, продлил на месяц, вчера было опубликовано, что продлевает дальше до 15 июня. Это нормальная и правильная практика. Как будет у нас в России с судами после снятия всех ограничительных мер, пока не понятно.

До конца апреля мы работаем в таких ограниченных условиях и, к сожалению, не все можем выполнять. Например, нереально сейчас поехать в колонию. И у нас уже были случаи, когда еще не такие жесткие меры были введены. Например, в Смоленской колонии нашего адвоката не пустили к подзащитному, а на документах о запросе о посещении поставили отметку, что в связи с ограничительными мерами пропустить защитника не могут. Мы надеемся, что в дальнейшем мы сможем этот документ использовать, как аргумент, почему не уложились в срок, и этого будет достаточно для восстановления срока обжалования, так как физически встретиться с подзащитным не было возможности.

За колючкой

За колючкой

-- У Вас уже есть информация о заразившихся коронавирусом в тюрьмах сотрудников ФСИН или заключенных?

Вы знаете, проблема сейчас в том, что из мест лишения свободы практически нет никакой конкретной информации. Я имею в виду – публичной, официальной со стороны ФСИН. Есть какие-то пресс-релизы ФСИН, где они общими словами рассказывают о том, что они начеку, что все колонии обеспечены тем-то. Но официальных документов никаких не было опубликовано. Вот только буквально вчера ФСИН опубликовала релиз, в котором сообщает о том, что заработали лаборатории по тестированию и дальше более тысячи тестов проведено, и что они не допустили ни одного случая заражения среди заключенных. Про сотрудников в этом документе ничего не сказано, хотя известно, как минимум об одном случае – в Рязанской колонии, у одного сотрудника тест на коронавирус положительный. Что там сейчас, какие меры принимаются, так никто и не знает.

А буквально на днях от родственников заключенных из нескольких регионов (Москва, Ярославская область, Краснодарский край и Татарстана) мы получили тревожную информацию о том, что в колониях может быть распространение коронавируса. Мы пару дней назад направили запрос во ФСИН России с этой информацией с просьбой провести проверку. Практически молниеносно управление ФСИН по Татарстану выступило с опровержением и уверением, что в учреждениях Республики COVID-19 нет, есть признаки ОРВИ. От родственников мы получаем слова благодарности, потому что после нашего обращения всех заключенных провели через флюорографию. Поэтому насколько на самом деле жесткие меры принимаются внутри колоний, чтобы предотвратить распространение коронавируса, мы не знаем.

По информации из регионов от людей мы знаем, что где-то частично пропускают посылки, а где-то совсем не принимают. С одной стороны, ФСИН говорит, что колонии обеспечены медикаментами, они держат ситуацию под контролем и, соответственно, при признаках коронавируса они делают тестирования. А буквально, наверное, пару недель назад, наш адвокат, разговаривая с медиками одного из московских СИЗО, получил информацию, что в СИЗО тестов вообще нет. Может быть ситуация хоть как-то изменилась. Во всяком случае, есть на это какая-то надежда после вчерашнего релиза ФСИН.

В Постановлении губернатора Московской области написано, что тестированию подвергаются, в том числе и лица, находящиеся в заключении. А дальше у нас нет информации – действительно ли так и делается. Действительно ли в СИЗО Московской области проходит повальное тестирование или нет. Тут ведь проблема глубже. Сейчас заключенные, находящиеся в закрытых помещениях, относятся к дополнительной группе риска. Дело в том, что за период отсиживания многие приобретают хронические заболевания. И нам не дают никакой информации – есть зараженные, кто и как их лечит и лечит ли. Очень много вопросов к ФСИН.

Получается какая-то одностороння связь, проверить невозможно, поскольку сейчас в тюрьмы никого не пускают. Поэтому именно сейчас, я считаю, нужна публичность со стороны ФСИН, колонии ведь не на Марсе находятся. Они все недалеко от населенных пунктов стоят. Внутри работают люди, которые потом выходят наружу. Мы знаем, что вроде бы сотрудники ФСИН перешли на работу в казарменном режиме – по 14 дней службу несут, не выходят из колонии. И мы имеем право знать – какова на самом деле ситуация. Родные заключенных и сотрудников колоний волнуются. Нет ничего хуже, когда система закрывается от внешнего мира, становится бесконтрольной.

-- В своих письмах к родным заключенные не рассказывают о том, что сейчас происходит внутри, письма ведь не запрещены?

Про письма ограничений не было. Вопрос – насколько работает цензура, какую информацию пропускает, какую – нет. И тут мы опять ничего не знаем. Мы понимаем необходимость ограничительных мер, что ограничение по свиданиям – вынужденная мера. Но заменяйте тогда другими альтернативными мерами. Невозможны свидания… Ну, мы ведь в 21-м веке живем, сделайте с родными регулярные видео разговоры, телефонных звонков побольше разрешайте. Можно же продумать, чтобы что-то дать людям в качестве альтернативы.

Вот, например, ФСИН пишет, что в учреждениях есть 514 станций для видеоразговоров. Но ничего непонятно, это вообще достаточно? У нас одних исправительных колоний по стране порядка 700, а еще же есть СИЗО. То есть однозначно эти самые станции не в каждом учреждении. Непонятно, как часто заключенный сейчас может воспользоваться видеоразговором. Ведь люди, порой, ждут годами свидания, особенно в строгих условиях. А тут – бац, и этой возможности лишили. Это почва для недовольств, как внутри колонии, так и среди родственников. А зачем нам в этой ситуации еще обострять, провоцировать беспорядки, бунты, протесты со стороны родственников заключенных у стен колоний.

-- На Патриарших прудах задержали Иисуса Воробьева за то, что он якобы оказал неповиновение сотрудникам полиции, суд оштрафовал его на тысячу рублей. Как оцениваете такую ситуацию?

К сожалению, это уже давно устоявшаяся практика со стороны сотрудников полиции, когда они любой аргумент со стороны гражданина воспринимают, как неповиновение своим действиям. А сейчас в условиях ограничительных мер они просто идут по накатанной годами стратегии. Саму ситуацию с Воробьевым, конечно же, я оцениваю, как безобразную.

Я понимаю эти ограничения. Но ведь всегда можно балансировать. А получается, что в очередной раз вводятся карательные меры и плохо балансируются. У нас машина привыкла работать с навешиванием различных ограничений на граждан и карать их за нарушения, так и сейчас работают в этом же режиме.

Сейчас нам задают очень много вопросов, связанных именно с введенными ограничениями во время карантина и штрафами. Люди плохо понимают, что такое эти ограничительные меры, за что могут штрафовать, а за что нет.

В частности, одна наша юрист, которая работает из Перми, активно консультирует по части ограничительных мер, и разъясняет – что будет являться нарушением, а что нет. Штрафы в Перми за нарушение режима до 20 тысяч рублей. По каждому случаю надо внимательно смотреть. Люди не понимают, как им лучше действовать. Например, вышел человек за продуктами – у него один магазин 300 метров, а другой – 500. Может ли он идти в тот магазин, который в 500 метрах, и выбор продуктов больше? Вот и даем разъяснения.

Уже совсем скоро мы выпустим правовые инструкции с юридическими советами, в которых подробно расскажем, как действовать в тех или иных случаях.

Екатерина Карачева